…И закрутилось, понеслось по всей Москве тысячами белых мягких, пушистых и, казалось, теплых хлопьев. Снегопад начался вечером, когда город в тоскливых черно-голубых тонах осветили рыжие фонари. Черный асфальт сначала покрыло тонкой пленкой серого снежного пуха, а потом, чем темнее становился город, тем плотнее ложилась пороша на уставшие от осенней непогоды тротуары проспекта.
На задней площадке троллейбуса, номер которого нельзя было прочитать за запотевшими стеклами (да и какая разница: все идут к метро!), стоял у окна, не замечая почти ничего воркруг, парень на вид лет семнадцати в поношенной демисезонной куртке и старомодной кепке. Неподвижно, рассеянным взглядом он провожал вдаль белые линии и стрелы дорожной разметки, исчезавшие под шедшими вслед автомобилями. Облокотившись о поручень, парень держал в руках помятую толстую тетрадь и воткунутую в нее одноразовую шариковую ручку. О чем он так глубоко задумался?
Да, собственно говоря, ни о чем. Путь от дома до подкурсов в МГУ — единственное время в неделю, когда можно было хоть как-то отдохнуть, чем Сергей (так его звали) сейчас и занимался. Он спал с открытыми глазами: был четверг и не устать от непрерывного загруза в физматклассе за эту неполную неделю было просто физически… (опять физика! Господи!), физически невозможно.
Урча, троллейбус подвез пассажиров к остановке у метро. Обычная станция шестидесятых годов: скучная, серая, бетонная. Уже стемнело, когда, вбегая в тесный многолюдный переход, Сергей вспомнил о несделанных задачах с курсов. Примостившись в вагоне на подвернувшееся сиденье, он открыл тетрадь и начал быстро писать шатающимися буквами, почти вслух повторяя написанное:
— Логарифм икс по основанию пять плюс эл-гэ икс квадрат… Блин! Эл-гэ икс и все в квадрате минус… Минус… Да, минус восемь логарифм корень из икс… по основанию… два…
Глаза закрылись сами собой, так же, как двери отправляющегося поезда, с той лишь разницей, что никто и не подумал предупредить механическим голосом: «Осторожно, глаза закрываются». И так же, как за дверями возникает черная бессмысленная пустота, перед глазами Сергея поплыли неясные серые образы. Он заснул по-настоящему.
Никогда не засыпайте в метро! Даже не пробуйте! Не зря же рассказывают страшные истории о том, как спящих пассажиров обворовывают вероломные карманники, как поезда сходят с линии по неисправности, высаживая всех из вагона, кроме благополучно дремлющих, как крепко заснувшие москвичи, сделав два-пи-ка по Кольцевой ветке, уезжали вместе с поездом в депо «Красная Пресня» и больше их никто не видел… А еще один раз в Интернете написали, что давным-давно поезд с красной ветки уехал на правительственную линию КГБ и исчез — стал поездом-призраком: иногда стоит, полупрозрачный, в тупиках станции «Парк Культуры» и призывно мигает фарами; что стало с теми, кто заснул в его вагонах? Никогда не спите в метро!
— Станция «Мичуринский проспект», — вдруг, прорезав дремоту, прозвучал незнакомый голос молодого диктора Сергей стал судорожно припоминать, на какой линии такое может быть. Не успев спросонья ничего придумать, он было успокоился, но продолжение фразы заставило его прогнать весь сон сразу и надолго и оглянуться по сторонам. — Уважаемые пассажиры! — продолжал как ни в чем не бывало, диктор, — С 1 января вводятся новые тарифы на оплату проезда на скоростном транспорте г. Москвы. Стоимость одной поездки составит 65 рублей, месячного единого билета — 950 рублей.
Новый вагон был наполнен холодным светом, мягко спускавшимся из квадратных ламп на белом потолке. Сиденья в вагонах были расположены непривычно и странно: не вдоль стен, а как в автобусах — по ходу и против хода. За окнами вагона не было привычной темноты: небольшие прозрачные стенки чуть закрывали вид, но внизу хорошо просматривалось море рыжих фонарей незнакомой авторазвязки, засыпаемой белым снегом вместе со стоящими на ней в длинной пробке машинами. Небо было окрашено необыкновенно глубокой бархатной синевой и снег до самого горизонта отсвечивал тем же потрясающим цветом приближающейся ночи. Поезд метро стоял у открытой платформы под ажурным навесом, и в свете фонарей на станции было видно, как хлопья мягкого, пушистого снега кружились в воздухе, прежде чем упасть на плитку платформы. Диктор не ошибался: темно-синяя табличка между колоннами сообщала, что станция действительно называется «Мичуринский проспект», а выход в город — к Четвертому транспортному кольцу, на улицу Дружбы и площадь Индиры Ганди; то же повторяла и красная светодиодная бегущая строка под потолком вагона.
«Во как бывает, а!», — подумал Сергей, — «Ничего себе!». Совершенно обескураженный, он не мог подумать ничего другого. Поезд тем временем отъехал от станции и совершенно бесшумно набирал ход по эстакаде. «Карта!», — мелькнула мысль в голове у Сергея, он стал искать глазами привычного «паука» по вагону, но нашел только какое-то переплетение тонких черточек, изображенное на стене напротив. Он было уже встал, чтобы найти там «Раменки», объявленную следующую станцию, но тут вдруг почти спиной очень явственно почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он обернулся и увидел ее…
Ей было около шестнадцати на вид. Не очень длинные, до плеч, светло-русые волосы плавными линиями обрамляли округлое и удивительно гармоничное лицо; его черты не были такими тонкими, как у многих красавиц из рекламы на стенах, но от этого она казалась еще более приятной, милой, симпатичной: можно было бы представить себе девушку более красивую, но более симпатичную — навряд ли. Во взгляде ее больших сине-голубых глаз Сергей прочитал что-то зовущее и спокойно-нежное (впрочем, кто знает, было ли это в них на самом деле: у влюбленности, как и у страха, глаза велики). Изящная, почти миниатюрная фигура в бело-голубой приталенной курточке полностью довершала идеальный, казалось, несуществующий образ.
Знакомиться в метро? Это не входило в планы Сергея, но планы на то и строятся, чтобы их перевыполнять. Напрягало другое: как ни странно, но в шестнадцать лет он еще ни разу не знакомился на улице. Как это делается? О чем с ней говорить? Надо же о чем-то ее спросить! С чего начать разговор? Банально: «Девушка, а можно с вами познакомиться»? Или через какой-нибудь вопрос? Сердце парня бешено застучало, его стук стал слышнее приглушенного громыхания колес поезда. Сергей, не отрываясь, смотрел на нее, она — на него. И оба взгляда были настолько волнующимися и осмысленными, что даже пассажиры притихли и засмотрелись на этот безмолвный диалог. «Ты мне нравишься, подойди ко мне!» — читал Сергей в ее глазах. «Как подойти к тебе? Я, похоже, по самое эф максимальное влюбился в тебя…» — думал он.
— Девушка, мож… можно с вами познакомиться? Вы откуда едете? — робко спросил он, подойдя к ней и тронув за плечо, — меня Сергей зовут, а те… вас?
У него отлегло от сердца и невообразимое напряжение перед первым знакомством мгновенно уступило место светлой радости, струйками под давлением наполнившей его душу до краев. Звонким радостным голосом она ответила.
— Давай на «ты»: я — Наташа, еду из школы домой, а… ты?
— Я… Гм, вообще-то я ехал на подгото… да, на подготовительные курсы в МГУ по математике…
Наташа явно удивилась и робость в ее речи как рукой сняло:
— Подготовительные? Сейчас еще такие есть? А зачем они нужны?
— Ну как, готовиться к вступительным… В МГУ, на физфак все-таки не самые простые экзамены…
— Так еще лет десять назад в МГУ ввели единый экзамен! Или… Сереж, ты не из России что ли, интересно?
— Я? Почему? Из России, даже из Москвы…
— А экзамен сдавать будешь вступительный, а не единый… Интересно… А что вы делаете на курсах?
В ответ Сергей раскрыл тетрадку, где огромной толпой громоздились скачущим почерком написанные логарифмы.
— Вот, логарифмы решаем, но, знаешь, мне так не нравится эта тема. С одними областями определения запутаешься… А ты в физмате учишься, Наташ?
— Да… Я в пятом классе выбрала иняз, но потом поняла, что не люблю немецкий. И с седьмого класса я — физматчица, — она звонко рассмеялась и продолжила, — а что такое логарифм?
— Логарифм, — такого вопроса от такой девушки Сергей явно не ожидал, — гм… Это такая степень, в которую надо возвести число, чтобы получить другое. Ну, там еще куча ограничений…
— Классно! А мы такое в школе не проходили… Мы стереометрию строим и графики рисуем — и так до конца одиннадцатого класса будет!
Сергей посмотрел Наташе в глаза. Она светилась радостью и интересом, такой же радостью, какая заполняла и его душу. «Как здорово», — подумал он, — «ей, видимо, тоже интересно все, чем забита моя голова? Просто не верится…» Но тут его охватили смешанные чувства: он вспомнил, где он находится и что с ним произошло… Обратившись к Наташе, он спросил:
— Слушай, а это какая линия метро?
Теперь была обескуражена она.
— Солнцевская… А какая же еще? — вопросительно посмотрев на Сергея, добавила она.
— Солнцевская… — протянул он. «Значит, таки построили», — промелькнула мысль. — А когда ее построили?
— К Олимпиаде, пять лет назад! А что? Что-то не так?
— Да нет, просто… Ладно, забей. А ты где живешь?
— На Новоборовском шоссе, метро «Очаково». А ты?
— Я вообще-то в пятиэтажке, в… — он не договорил название района, но Наташа сразу перебила:
— Пятиэтажки еще остались? С такой помпой Лебедев сносил последнюю три года назад… Ха-ха, значит дурят нас! — Наташа рассмеялась заливистым смехом.
Сергей не нашелся, что сказать в ответ на это. По его подсчетам получалось, что стоял 2017 год. Как же выбраться отсюда? Что делать? С вопросом он посмотрел в окно: белая метель замела город полностью и пролетабщие мимо кроны деревьев напоминали сказочные дворцы. Ветви высоких кленов сплетались в причудливый узор из белых и черных линий — и пусть кто-нибудь попробовал бы сказать, что в мире существует что-нибудь более красивое! Зачем же выбираться отсюда! Вечер уже перешел в долгую зимнюю ночь и миллионы огней сквозь метель раскрасили облачное небо и снежный туман в необыкновенно светлый желто-розовый оттенок. Москва и метель пели на два голоса романтическую мелодию первого зимнего снегопада, и слова у этой мелодии были явно о любви. Он вдруг посмотрел на Наташу нежным влюбленным взглядом и тихо, почти шепотом спросил:
— Правда, сегодня очень романтическая погода?
— Действительно… Я обожаю снег, люблю, когда он падает белыми хлопьями, ложится на землю так легко и мягко, как пух, — ответила она так же тихо. — Странно, мы только что познакомились, а кажется, мы всю жизнь знали друг друга…
— …Мы всю жизнь знали друг друга, — повторил он, даже не понимая смысла сказанного. Девушка продолжала:
— Я помню, когда мне было три, или может, четыре года, была такая же зима. Долгая сухая и теплая осень вдруг уступила снегопаду — и это было мое первое романтическое воспоминание…
Сергей обнял ее одной рукой за талию, а другую взял в свою. «Ты мне нравишься», — прошептал он ей почти на ушко затихающим голосом. «Ты мне тоже», — ответила она ему. Состав бесшумно подкатил к пустой платформе справа по ходу. «Станция „Сетунь“», — раздался голос диктора. Двери плавно открылись, и только что познакомившиеся парень с девушкой сам не заметили, как сошли на хрустящий снег.
Поезд уехал, промелькнув позади светлой пунктирной полосой, оставив Сергея с Наташей наедине. Они подошли к парапету, огораживавшему платформу, и посмотрели вдаль. Ветер совсем стих и хлопья падали, беззвучно тая на ее волосах и его одежде… Станция находилась далеко от крупных дорог и домов, на эстакаде над Сетуньской поймой, и две ее платформы походили на смотровые площадки. Далеко вокруг расстилались бесконечные сказочные дворцы из кленов и сосен с переплетающимися белыми ветвями и небольшие полянки, доверху занесенные глубоким снегом. Туманный свет неба, потонувшего в снегопаде освещал все окрестности мягким розовым пастельным светом. А далеко впереди сияли огни Шуваловского микрорайона, там жила Москва, там ездили машины, суетились люди. Но на высокой платформе станции не было слышно ничего: только скрип и тихий шепот падающего снежного пуха.
Сергей наклонился к Наташе, прошептал что-то еще, но сам не услышал своего голоса: весь мир — зима, лес, журчащая Сетунь далеко внизу, огни города, снег — все сливалось в едином оркестре, игравшем романтическую песню о любви — торжественно, мощно, как будто в финале большой симфонии. Наташа тоже слышала эту мелодию, и в такт ей сливалось дыхание двух влюбленных. Вдруг Сергей крепко обнял Наташу и поцеловал ее. Она не отклонилась, наоборот, еще плотнее прильнула к нему, и в торжественных аккордах мелодии слилось все вокруг — розовое небо, белая земля, слегка взволнованное лицо Наташи, иней на еединных ресницах, а вдалеке, за парапетом станции тему мелодии задавал и почти потерянный в снежном тумане, размытый, но ужасно знакомый силуэт высотного здания Университета со шпилем и звездой, венчающий заснеженные…
— Воробьевы горы, — заявил с привычной надоевше-радостной интонацией знакомый диктор, и старый вагон с громыханием выкатился на метромост. За окном показались Лужники и метель, такая же прекрасная метель, но в немного других, более будничных тонах. Сергей открыл глаза и увидел в тетради нерешенный номер по курсам. Логарифмы выписывали странные кренделя по бумаге, выдавая почерк явно спящего человека.
Вот это был сон! — проговорил вслух Сергей, не обращая внимание на окружающих пассажиров набитого вагона, разозленных «часом пик». Да, это был сон. Что делать, а как хотелось, чтобы это была реальность!
…Крыльцо физфака уже было порядком занесено, а скользкая металлическая планка на входе исправна собирала урожай поскользнувшихся. Сергей нащупал в кармане отпечатанный на клочке розовой бумаги пропуск, достал его… Но это был не он! На белой бумажке в клетку красивым почерком было написано… Нет! Это же был сон! Или нет?.. Написано было: «Наташа. (499) 984-67-32»… Ее телефон! С московским кодом, который собирались ввести к 2007 году!
Так сон это был или нет? С красным лицом и бешено колотящимся сердцем Сергей набрал на сотовом номер… Пошли гудки… Вдруг трубку сняли и послышался детский тоненький голосок:
— Алё!
— Я могу… поговорить… с Наташей?!.
— Это я — Натаса!..
Да… Сейчас ей как раз четыре года. Что же это было?!
— Извините, я не туда попал! — пробормотал Сергей и повесил трубку.
…И закрутилось, понеслось по всей Москве тысячами белых мягких, пушистых и, казалось, теплых хлопьев. Снегопад начался вечером, когда город в тоскливых черно-голубых тонах осветили рыжие фонари. Эстакада Солнцевской линии легкого метро, красиво освещенная художественной подсветкой, возвышалась над Мичуринским проспектом среди прекрасной картины снежной метели. В вагоне поезда, шедшего по ней, с работы возвращался научный сотрудник корпорации «Интерэлектроника» 29‑летний Сергей с молодой женой. За окном вечер уже перешел в долгую зимнюю ночь и миллионы огней сквозь метель раскрасили облачное небо и снежный туман в необыкновенно светлый желто-розовый оттенок. Москва и метель пели на два голоса романтическую мелодию первого зимнего снегопада, и слова у этой мелодии были явно о любви. Диктор объявил: «Станция „Сетунь“», и Сергей наклонился к жене, словно цитируя чьи-то слова, усмехнувшись, сказал:
— Правда, сегодня очень романтическая погода? — и нежно обнял ее.